Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking. But my smile still stays on.
Вчера Аня так точно писала про котельную— наше детствообразующее предприятие, что все встало перед глазами таким как было: прыжки в стекловату и рассветы на котельной крыше.
Вчера не стало Аськиного папы— человека, который мастерил нам луки и стрелы, а еще иногда скамейки. Привозил мне от Аськи письма, когда приезжал на дачу один. А после моего переезда (не знаю почему, но она знала улицу, квартиру и код подъезда, но не номер дома), они отправились с Аськой в трип по моей улице: он подвозил ее к каждой парадной и ждал, подойдет ли код, сможет ли она проникнуть на лестницу и сделать мне сюрприз. А потом мы выросли, и он всегда во время застолья предлагал свой коньяк. Идеальный взрослый, который ничего от тебя не хочет и всегда тебе рад.
Когда человек теряет самых близких это как будто на него наковальня падает, хочется ее сдвинуть, забрать у него хоть на час, мол "передохни". Но какое там и какого черта мы в том возрасте, что каждый год нужно кого-то терять. Светлые воспоминания и чертова злость.
Вчера не стало Аськиного папы— человека, который мастерил нам луки и стрелы, а еще иногда скамейки. Привозил мне от Аськи письма, когда приезжал на дачу один. А после моего переезда (не знаю почему, но она знала улицу, квартиру и код подъезда, но не номер дома), они отправились с Аськой в трип по моей улице: он подвозил ее к каждой парадной и ждал, подойдет ли код, сможет ли она проникнуть на лестницу и сделать мне сюрприз. А потом мы выросли, и он всегда во время застолья предлагал свой коньяк. Идеальный взрослый, который ничего от тебя не хочет и всегда тебе рад.
Когда человек теряет самых близких это как будто на него наковальня падает, хочется ее сдвинуть, забрать у него хоть на час, мол "передохни". Но какое там и какого черта мы в том возрасте, что каждый год нужно кого-то терять. Светлые воспоминания и чертова злость.