Inside my heart is breaking, my make-up may be flaking. But my smile still stays on.
Швейцарский перочинный нож, французский батон из Ашана.
Мне нравится, как ты запрокидываешь голову, чтобы допить остатки.
Stabat Mater Вивальди, и шалая боль решает: "уходя уходи". Уходит.
Ты вроде бы знаешь все, но этого как-то мало.
Уходя возвращайся. Я начну ждать с начала
времен, на набережной, у канала
и у синеющего в темноте собора.
Я скоро дождусь, и это лучшая в мире угроза.
В дождь гроздья рябины бьются в окно, как сердце:
нерегулярно, ярко, и это стоит увидеть.
Из всех докторов никто так настоятельно не советовал мне выпить,
как мой единственный и неповторимый бог- Город.
И я, кстати, выпиваю
коктейли, лонги, шоты, коктейли...
пролог, эпилог- шут с ним, в каком порядке.
Будь я Ахиллес, сердце бы хранил в пятке,
но я Магомет, к которому сошли горы
пластом лавинных небезопасных чувств.
Ты вроде бы знаешь все, но этого как-то мало.
Я не умею словами, но ,видишь, уже учусь.
Мне нравится, как ты запрокидываешь голову, чтобы допить остатки.
Stabat Mater Вивальди, и шалая боль решает: "уходя уходи". Уходит.
Ты вроде бы знаешь все, но этого как-то мало.
Уходя возвращайся. Я начну ждать с начала
времен, на набережной, у канала
и у синеющего в темноте собора.
Я скоро дождусь, и это лучшая в мире угроза.
В дождь гроздья рябины бьются в окно, как сердце:
нерегулярно, ярко, и это стоит увидеть.
Из всех докторов никто так настоятельно не советовал мне выпить,
как мой единственный и неповторимый бог- Город.
И я, кстати, выпиваю
коктейли, лонги, шоты, коктейли...
пролог, эпилог- шут с ним, в каком порядке.
Будь я Ахиллес, сердце бы хранил в пятке,
но я Магомет, к которому сошли горы
пластом лавинных небезопасных чувств.
Ты вроде бы знаешь все, но этого как-то мало.
Я не умею словами, но ,видишь, уже учусь.